"Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами"
Л. Аронзон


Прижался к дню гармонью ребер,
шел по земле, сидел траве,
как сад возрос, себе напомнил
себя в твоём коротком сне,
мне пересказанном когда-то.
В дыхании тебя ветра
искали звуки. Стон легато
моя скрывала борода.

Касайся, если есть молчанье
и отрывай мои черты
от детских глупых обещаний
на стороне быть красоты.

Земля влажна, ещё не мёрзнет,
не закрывает поры шерсть.
Я здесь последний. Самый поздний
автобус выехал в ноль шесть.

Лежал в траве и ты лежала
гармонью ребер в теле дня,
его давно уже не стало,
но длится он, как часть меня.

Ушел дворами, чтобы срезать
неблизкий путь в неблизкий дом.
Из нас лишь ты могла отрезать
то, что не может жить потом.

В сетчатку впаян лик прощальный,
заброшенный за щели глаз.
Ветра все те же зазвучали,
они не вспомнили про нас.

13.10.24

"Что-то ужасное пряталось в этом сиянье."
Б. Поплавский

Прохожие, похожие на куриц,
шли в парк: им больше некуда идти.
Держались спутники румяных спутниц,
избавленных от плена бигуди.

Смеялась девочка в лицо безумцу,
он на скамейке об изменах пел,
трамвай скрипел, подергивался пунцем,
вагончик тронулся, но кто-то не успел.

Незрелый юноша позировал в монокле
фотографице с длинным декольте,
в них вглядывался гражданин иссохший
от чрезмерного глотания матэ.

Сквозило перегаром от затылка
кого-то с талией, как у свиньи.
Вечерний час прилип ко дну бутылки,
пасьянсы лиц сложили фонари.

Уставшие от офиса толстовки
усталость накопили от шагов,
устало складывали в домик бровки
девицы на подставках каблуков.

Гудело в воздухе алмазное свеченье,
от барных вывесок прикуривал пейзаж,
безумца продолжалось песнопенье,
к нему стремился скорой экипаж.

Была разменяна приятная прохлада
на зябкость за кулисой темноты,
не знал никто, что движутся снаряды
из складок черноокой высоты.

Все будет искалечено позднее,
растерзано давлением клыков.
Пока еще заря на речке тлеет
и страх не отделен от облаков.

12.10.24

“я веселый матрос
across universe”
Tequilajazzz

От знающих я слышал: ничего
не сводится к единому ответу.
Нет постоянства, нет потом, нет до,
ни над, ни под, но только скорость света

правдоподобно режет пустоту,
притащит память умеревших вспышек,
сигнал из бездны плюнет на ходу,
в стальные уши телескопных  вышек.

Сигналами незначимых шумов
запеленгован ты в своей орбите,
но осознав безумство, не готов
из колебаний нарративов выйти.

Залеплен палец лентой новостей,
хоть, как известно, их не существует,
Налей еще мне и себе налей,
легко о жизни вспоминая всуе.

Тепло идёт от жареной звёзды,
в нем счастье для всего, всему погибель.
Источники тепла — и я, и ты,
в тепле единственная наша прибыль.

На небе виден мертвых камней след,
а мы застыли в постоянной Планка.
В тебе сошёлся клином белый свет —
когда-то догадалась в песне Янка.


09.10.2024

Какой-то яд подмешан в воздух.
За градиентом тощих ив
туман приблизит невозможность,
дома и парки проглотив.

Выходит солнце из запоя,
и ничего не говоря,
опять уходит выпить с горя
в седую влажность октября.

На горке лысой рак присвистнет,
остынет медленно земля,
возможно, только в прошлой жизни
здесь пух теряли тополя.

От тех чудес, что намечались
похмельный мучает синдром,
так странно, что ещё осталось
отложенное на потом.

Так странно, что не беспокоит
потеря лет, потеря зим.
Стоит в окошке каланхоэ,
примерив лампы тусклый нимб.

Связь с домом? Или это свыше
тебе напомнят: дорог свет,
зачем вообще в туман ты вышел,
лишившись значимых примет?

Наводит линия порядок
высоковольтных проводов,
но ты, как мир, пришел в упадок
с упадком скрученных листов.

В ногах шуршит значенье полых
растений — межсезонья лаг,
ты на вершине горки голой,
свистишь, как тот фольклорный рак.

На свист бежит бездомный пудель,
конечно, черный — как смола.
Жизнь не сладка, не венский штрудель,
скажи спасибо, что была.    

октябрь, 2024

В организации голубей
нет низших классов и главарей
и не выходит почти ничего
из голубиного ОАО.

Секрет воронки, секрет рядов
закрыт в коробках их черепов.
Прищурят птицы горошек глаз:
они запомнят и тех и нас.

Закроет небо порядок крыл,
все видит голубь он не забыл
как он спасался из лап котов,
как грубость слышал из пьяных ртов,

как камнем двинул его мудак,
ребенок чей-то, за просто так,
Он помнит страхи и голода,
и как мешала уснуть звезда.

От пегих, сизых, рябых, косых
крестился наспех какой-то псих,
другой считал их за грязных крыс,
а этот ядом мочил карниз,

пинал и гнал их метлой узбек,
кидал водила в них лёд и снег,
а бомж готовил на них силок,
чтоб заготовок наделать впрок.

Вращает стая свое нутро,
лишь голубь голубю даст добро.
И не выходит почти ничего
из голубиного ОАО.

05.10.24

ты здесь, где голубиное гнездо —
никто не знает, где оно таится.
ты там, где множится ничто,
где нет возможности забыться.
ты здесь и ты привязан поводком,
как брошен пес у магазина,
к тому, что не окажется потом,
ты не узнаешь в тех, кто мимо
знакомых запахов домашнего тепла —
исчезли из возможного предела.
неясно: жизнь была или ждала,
пока привязанность не ослабела.
ты здесь, и все дороги в иный мир
ведут сюда же из любых пределов.
здесь ребра давит прошлого ампир,
до будущего никому нет дела.
ты здесь родился, здесь твой огород,
твоя награда и твои печали.
здесь самый главный праздник Новый год,
но нового нам здесь не обещали.
всегда с тобой, в тебе и над и под
клокочет неуверенная подлость:
быть может я не здесь и я не тот  —
забудь! и вспомни про осёдлость.

05.10.2024

Ограничение движений,
накопленных корзиной лет:
суставов хруст, свисток сопений,
клубок телесных жил и мет.

Несем себя, толкаем в лица
других присутствием своим.
Другие —  те же поясницы,
костей обуза, жира жим.

И запахи, и нечистоты,
и липкие потоки влаг,
и это всё —  не просто кто-то,
а это ты несёшь, как флаг.

И это мы, все копошимся
бульонами в своих чехлах
и длимся, длимся, длимся, длимся
и прерываемся во снах.

04.10.24

Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет
Н.Г. “Заблудившийся трамвай”


По лязгу трамвайному, как по нотам,
разбита на полутона,
разрезана улица, взгляд кого-то:
лицо это или стена?

Увидишь потерянность, безразличие
к замене сезонов и вех.
Указано время ухода табличками,
касается время всех.

Гудит остановка общего транспорта
от жезлов стальных путей.
Трамваи хватают себе на завтраки
невыспавшихся людей.

Вон тот — гумилевский, уходит за граем
в далекие времена,
где были разборчивы, узнаваемы
за лицами их имена.

Сейчас только стены, да холод собачий.
Из желчи трамвайных огней
звучит все и выглядит все иначе,
мир брошен, он стал ничей.

3.10.24

Сны под стук колес вагонов,
сны в сетях теней растений,
сны оборваны перроном —
запятая для видений.

Сложен принципами лего
мир вокзальный, серой дымкой
проявляются под веком
полароидные снимки.

Голоса соседних жизней,
суета шагов в проходах
между кресел станут песней
в ритмах рельсового хода.

Спать, укачанным рессорой,
оторваться от движений,
даром что ли поезд скорый —
место скорых сновидений.

Чьи пути подвинет стрелка,
чьи останутся прямыми?
Жизнь ценна или подделка
снов, что кажутся живыми?

Пассажиров спящих позы —
как скульптуры в нишах парка,
стук колес — отсчёт гипноза.
Все ушли из зоопарка.

Там ты будешь обнаружен
и на той сойдешь платформе,
где окажешься разбужен
человеком в униформе.

24.09.2024

Лебединый парад на дощатом мосту,
крылья держат над морем его высоту,
пропускают к чернике, лишайникам, мхам,
можжевеловый хруст приведет к берегам.

Под скалистым обрывом соленой водой
на граните подвялен венок золотой.
Устремляясь со дна поднимается сталь,
провода нотным станом утянуты вдаль.

За высокими вольтами кабельных жил
воздух дымчатый с неба осины желтил.
Фильтр-кофе, морошковый вяжется вкус.
Я вернусь к тебе, остров? Уже не вернусь.

Или может потом, переменой частиц,
в мирном времени снова не будет границ,
будет лето бродить в томном пряном отваре,
мы увидимся снова, Сеурасаари.


21.09.2024