Большинство средневековых мифов и эталоны всей европейской культуры обязаны своей популярностью романтикам XIX века. Например, история упоительной леди Годивы, которая на спор проехала обнаженная на коне через весь Ковентри. Но если была голая девушка на коне, то где-то должен быть так же инверсный образ — нагой юноша на лошади. И он был, такой же известный всей Европе, воспетый Байроном и Гюго, Листом и Делакруа, Максимовичем и Пушкиным — Иван Мазепа. Случай, в целом, достаточно потешный: «зелёному» Мазепе один раз не повезло — пан Фальбовский застал его со своей женой, приказал юнца раздеть и к лошади привязать: без седла, лицом к хвосту, а пахом на колючую гриву усадить. Кобылу напугали, и она помчалась со двора прямо через кусты, где там сельчане со смехом освободили оголённого беднягу. Но Романтизм не смеётся, Романтизм делает из дураков сильную и пафосную натуру. Вспомните-ка Дон Кихота.
Так похотливый ловелас Мазепа стал пострадавшим из-за любви, через что и был насильно привязан к борзой лошадке лицом в её зад и проскакал аж из Польши домой на Украину. Бедный, страдавший, истерзанный мученик Иван, как Святой Себастьян, стал лицом Романтизма той поры.
Однако описанный Пушкиным Мазепа стал противоречивым героем в России, забавно, ведь история с Ваней до сих пор отражает пласт женского феминистического отношения ко всему мужскому. Когда русские девушки, совершенно забывают о том, что мужчина — это прекрасное, обладающее эстетикой, завораживающей телесностью, что он тоже страдает из-за любви, что его чувства нужно видеть, понимать и чувствовать. Нет-нет, мужчина — это похотливый предатель, лжец и обманщик, которому кроме сексуальных потех ничего не нужно. Этому учат нас сообщества ВКонтакте «Ты на понтах, я на каблуках» или «Трахни нормальность». А кто в этом виноват? А вдруг Пушкин?