нарушается размер, в общем.
вид заблюрен — это глаз порчен.
лица встречные кисель смазал,
кто из города изъял пазл?

вместо улицы  — дыра-яма.
звуки песни. так поет карма.
кролик белый, как ты здесь взялся,
это ты за мной всю жизнь гнался?

мой секрет и не секрет — полость.
мой привет тебе — совет бросить
все привычки, —  существо боли,
что ты хочешь от меня кролик?

в чем депеша и донос зерен,
в том, что я как все? как все болен.
полицейская свистит карма.
одинокая дыра дара:

рыбой петь собой глухим песни,
пузырём воздушным плыть вместо
точек жизни на ветру в веках
узнавать в себе чело - века.

лезет-колет слепоты легкость.
прыгай кролик ты в мою полость.
перейдем через дыру-яму,
полицейскую возьмем карму.

19.12.2024

Птичьи права, телефон и кредитка, —
все, что в наличии, взято взаймы.
Паста азота — вершина напитка,
Гиннес с тобой, снежный привкус зимы.

Первое слово обычно пустое:
пена, начало, эффект новизны.
Будет второе или не стоит
вы перекладывать в мы?

Лучше не стоит, будешь как стоик,
пиво с усов вытирая смотреть:
вот, за соседний усядутся столик
чьи-то судьба и смерть.

Из орнамента лесов
оторвался зверь.
Тенью скреб фасад домов,
заползал под дверь.

Время вывернуто вспять.
Станет ночевать,
в голове, на сердце спать,
прилагать печать.

Зверь замрет, но рядом сон
складывает свой.
Он войдёт в твой тихий стон
гривой вековой.

В память втянут, в переплет
всех, что были, книг.
Переврёт, перевернёт
правды чистый лик.

Ты проснулся, видишь: лес
мнется вдалеке.
Дикий зверь в него полез
прямо по реке.

Приглядишься в полый след —
только серость, мгла.
Правда в том, что правды нет.
Правда умерла.

27.11.24

Зеркало лишено памяти о лице.
Без зеркала ты лишен памяти о своем лице.
Живёшь с представлениями о нем.
В твоём представлении на лице нет прыща, морщин.
Оно не такое округлое, кожа розовая и упругая.
Живёшь без лица, с представлениями о нем — и ничего.
И вот, вернёшься к зеркалу.
Это разочарование.
Зеркало скажет:
Как же мне нетрудно будет тебя забыть!
Просто отвернись!
И дальше живёшь без лица.
С одним только представлением о нем.
И ничего.
Вместо лица — ничего.

25.11.2024

Как возможно оставить на полуслове,
в полусмысле желаний прервать?
Мои толкования — все пустое:
знать — не знать. Как возможно здесь умирать?

Видишь, солнце. Оно исчезает за слепнями,
за осокой, за горлами фонарей,
за корабликом в озере, птичьими сплетнями,
исчезает горение тлением дней.

Все слипается в жидком под веками елей,
под их ветками, под бархата потолком.
Мы летели, летели, летели, летели,
а потом перестало работать потом.

18.11.24

Это память рябит молока
при попытке приблизиться к ней.
Тянет звук — так она далека.
Слышен тон кипячения дней.

Вязкость слова — субстрат киселя.
Ждёт глотка или может не ждёт?
Или жизнь в послежизнь перейдет
или так: ля-ля-ля, ля-ля-ля.

Все сойдется до точки одной —
белой вспышки, за ней произвол
переходит в приемный покой,
а затем — на колёсиках стол.

Перелет за объемы вещей,
перевод с языка в облака —
это память рябит молока
приближением к ней.

15.11.2024

Теперь уже не так определенно
на старых фото сходятся черты.
Покажется знакомым этот кто-то.
Вот этот кто-то, — разве это ты?

Вот эти липы, холмы и качели
напомнят запах булки за углом.
Грачи застыли здесь, не улетели.
Все это не вошло с тобой в потом.

Кофейная приманка скрыта ветром,
за гущей проявляет рябь смола:
ты удивишься в недалеком где-то,
что жизнь когда-то на Земле была.

14.11.2024

Безветренно. Всего лишь минус два.
Травинки мертвые потянутся за следом.
Замедлил скорость свет, придет  к обеду,
за Малой Невкой вскроет острова.
Безветренно. Всего лишь минус два.

Рябые ромбы выцветшие львам
доставлены на спины атмосферой.
Тень с птицами сойдется полной мерой
движением к теплеющим мирам.

Скопление скорлуп ледышек первых,
в узорах вод — чернеют, строят ряд.
Львам белым чайки нагло тратят нервы:
галдят и гадят, гадят и галдят.

В гранитной чашке скоро будет швах:
пора создания сосулей и метелей.
Задирам чайкам, что не улетели,
придется прятаться в обветрившихся львах.
И львы коснутся перьев в зимних снах.

12.11.2024

Панель хранит тепло от батарей
неловкость тела мятого на койке,
кофейный пар, гитарную настройку,
запыльный образ мебельных теней.
На кубометры мир разложен в ней.

Клаустрофобия плюс фобия порядка.
Мой кислород зажат оконной складкой
моя природа — в Опере закладка,
мелькание страниц, картинок, лиц.
В реальности  — нулей и единиц.

Ты пишешь мне. Я вижу: лезут знаки.
За стеклами я слышу лай собаки
и цокот голубиных каблуков,
звенят бутылки брошенные в баке.
Значенье рвется высказанных слов.

Такую сущность называют домом.
Есть в доме плед, тревожность, скука, дрема,
неяркий свет в углах и запах кошки
и пыльный силуэт стоит на ножках.
Его наклоном движим зимний день.

07.11.2024

сад засахарен,
лёд, гранит,
простынь белая:
мрамор спит —

форма памяти.
взбит закат,
вспять протянется
нитью град.

ближе к северу
сгущен лёд,
он, наверное,
ждет свой ход.

где под Троицким
взять живца?
лед расколется
у дворца.

воздух выпросит
изумруд.
вяжет изморось
ткань простуд.

солнце сковано.
в равелин
рыкнет вороном
серость зим.

виды матовы:
Стрелки нос.
сталью вытянут
скользкий мост.

купол сходится
c темнотой,
здесь расстанется
мост с тобой.

02.-03. 11.24

“слава Богу зима.
Значит я никуда не вернулся”
И.Б.

не кончается снег
даже в дни теплоты
холодит белый млек
измерений черты

снежный ком под кадык
и под дых залетит
мы с ним сходимся в стык
он по векам скользит

он не кончится здесь
он с тобой навсегда
он не благость не месть
он такая вода

если перелетишь
за границы земель
от него не сбежишь
где-то рядом метель

не кончается снег
тянет нити зима
с ним ты вышел на свет
с ним жует тебя тьма

он ложится на след
ты в его закромах
не кончается снег
вместо слов на губах

1.11.24

На лицах не хватает красоты,
растерянность размажет пешехода.
Ветвей одушевлённые черты
в плену у времени, числа и года.

За пазухой, за смутной чехардой
стальных скелетов многовольных вышек
река являет скользкой суетой
ныряющих с буйков лихих мальчишек.

Я прыгнул здесь десятки лет назад,
но вынырнул в пахучей темной пенке.
Куда все делось, где мой дом и сад?
Вот стены, вроде бы. Глядишь: застенки.

Мы гасимся на площади своей
от негасимой темной страшной силы.
Гирляндами автобусных огней
впрядётся вечер в перекрестка жилы.

30.10.24

В ушах от тишины звенит стекло,
тон звуков скроен строем мнимой гаммы.
Последнее осеннее тепло
зажал параллелепипед бледной рамы.

Беззвучье разорвет дождя триоль,
он соло выдаст дробное на жести.
На месяцы вперед сданы окрестья
температурам, деленным на ноль.

Знобит, но разве нам не привыкать:
мы большей частью в холоде без света
и стала бы наградой пряность лета,
когда б мы не могли ее терять?


22.10.2024

Перламутр стянут в небо —
знак сияний северов.
Было это или небыль?
Наша жизнь — порядок слов.

За ионом голограммы,
дальше — только холод, голь.
Мы у космоса в карманах,
для него мы полный ноль.

Шум трещит сегодня белый,
завтра будет тишина.
Перламутр стянут в небо —
вечность в жизни вплетена.

Волокна покалеченных плодов,
помятых тротуаром липких яблок:
брожение — основа из основ,
беспомощности выученный навык.

В набухшем сидром красном пузыре
итоги дел живых древесных соков
и мы с тобой участвуем в игре —
брожение нам тоже выйдет боком.

Мы будем отрываться от стволов
лежать в недоумении на спинах,
закончится под влажной черной глиной
брожение побегов и умов.

Ударит ворон клювом кожуру
и голову склонив тебе предложит
продолжить эту странную игру
пока дыханье движется под кожей.

По яблокам скользит слепая тень.
Тебя везёт земля. Ее мотает.
На привязи у солнца краткий день,
Здесь строчки для концовки не хватает.

17.10.24

Где выход? В ритуалах смены дня
ткань движется и суть ее основы:
с собой расставшись, снова быть готовым
за временем в себе узнать себя.

Где выход? Ты услышишь: nevermind.
Макушки лип залеплены туманом.
На официантке мятая Nirvana,
в ее руках горячий крепкий чай.

За терпкими глотками — кофеин.
Придвинута для глаз многоэтажность.
Из электрички в утреннюю влажность
есть выход. Выход здесь всегда один.

14.10.2024

"Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами"
Л. Аронзон


Прижался к дню гармонью ребер,
шел по земле, сидел траве,
как сад возрос, себе напомнил
себя в твоём коротком сне,
мне пересказанном когда-то.
В дыхании тебя ветра
искали звуки. Стон легато
моя скрывала борода.

Касайся, если есть молчанье
и отрывай мои черты
от детских глупых обещаний
на стороне быть красоты.

Земля влажна, ещё не мёрзнет,
не закрывает поры шерсть.
Я здесь последний. Самый поздний
автобус выехал в ноль шесть.

Лежал в траве и ты лежала
гармонью ребер в теле дня,
его давно уже не стало,
но длится он, как часть меня.

Ушел дворами, чтобы срезать
неблизкий путь в неблизкий дом.
Из нас лишь ты могла отрезать
то, что не может жить потом.

В сетчатку впаян лик прощальный,
заброшенный за щели глаз.
Ветра все те же зазвучали,
они не вспомнили про нас.

13.10.24

"Что-то ужасное пряталось в этом сиянье."
Б. Поплавский

Прохожие, похожие на куриц,
шли в парк: им больше некуда идти.
Держались спутники румяных спутниц,
избавленных от плена бигуди.

Смеялась девочка в лицо безумцу,
он на скамейке об изменах пел,
трамвай скрипел, подергивался пунцем,
вагончик тронулся, но кто-то не успел.

Незрелый юноша позировал в монокле
фотографице с длинным декольте,
в них вглядывался гражданин иссохший
от чрезмерного глотания матэ.

Сквозило перегаром от затылка
кого-то с талией, как у свиньи.
Вечерний час прилип ко дну бутылки,
пасьянсы лиц сложили фонари.

Уставшие от офиса толстовки
усталость накопили от шагов,
устало складывали в домик бровки
девицы на подставках каблуков.

Гудело в воздухе алмазное свеченье,
от барных вывесок прикуривал пейзаж,
безумца продолжалось песнопенье,
к нему стремился скорой экипаж.

Была разменяна приятная прохлада
на зябкость за кулисой темноты,
не знал никто, что движутся снаряды
из складок черноокой высоты.

Все будет искалечено позднее,
растерзано давлением клыков.
Пока еще заря на речке тлеет
и страх не отделен от облаков.

12.10.24

“я веселый матрос
across universe”
Tequilajazzz

От знающих я слышал: ничего
не сводится к единому ответу.
Нет постоянства, нет потом, нет до,
ни над, ни под, но только скорость света

правдоподобно режет пустоту,
притащит память умеревших вспышек,
сигнал из бездны плюнет на ходу,
в стальные уши телескопных  вышек.

Сигналами незначимых шумов
запеленгован ты в своей орбите,
но осознав безумство, не готов
из колебаний нарративов выйти.

Залеплен палец лентой новостей,
хоть, как известно, их не существует,
Налей еще мне и себе налей,
легко о жизни вспоминая всуе.

Тепло идёт от жареной звёзды,
в нем счастье для всего, всему погибель.
Источники тепла — и я, и ты,
в тепле единственная наша прибыль.

На небе виден мертвых камней след,
а мы застыли в постоянной Планка.
В тебе сошёлся клином белый свет —
когда-то догадалась в песне Янка.


09.10.2024

Какой-то яд подмешан в воздух.
За градиентом тощих ив
туман приблизит невозможность,
дома и парки проглотив.

Выходит солнце из запоя,
и ничего не говоря,
опять уходит выпить с горя
в седую влажность октября.

На горке лысой рак присвистнет,
остынет медленно земля,
возможно, только в прошлой жизни
здесь пух теряли тополя.

От тех чудес, что намечались
похмельный мучает синдром,
так странно, что ещё осталось
отложенное на потом.

Так странно, что не беспокоит
потеря лет, потеря зим.
Стоит в окошке каланхоэ,
примерив лампы тусклый нимб.

Связь с домом? Или это свыше
тебе напомнят: дорог свет,
зачем вообще в туман ты вышел,
лишившись значимых примет?

Наводит линия порядок
высоковольтных проводов,
но ты, как мир, пришел в упадок
с упадком скрученных листов.

В ногах шуршит значенье полых
растений — межсезонья лаг,
ты на вершине горки голой,
свистишь, как тот фольклорный рак.

На свист бежит бездомный пудель,
конечно, черный — как смола.
Жизнь не сладка, не венский штрудель,
скажи спасибо, что была.    

октябрь, 2024

В организации голубей
нет низших классов и главарей
и не выходит почти ничего
из голубиного ОАО.

Секрет воронки, секрет рядов
закрыт в коробках их черепов.
Прищурят птицы горошек глаз:
они запомнят и тех и нас.

Закроет небо порядок крыл,
все видит голубь он не забыл
как он спасался из лап котов,
как грубость слышал из пьяных ртов,

как камнем двинул его мудак,
ребенок чей-то, за просто так,
Он помнит страхи и голода,
и как мешала уснуть звезда.

От пегих, сизых, рябых, косых
крестился наспех какой-то псих,
другой считал их за грязных крыс,
а этот ядом мочил карниз,

пинал и гнал их метлой узбек,
кидал водила в них лёд и снег,
а бомж готовил на них силок,
чтоб заготовок наделать впрок.

Вращает стая свое нутро,
лишь голубь голубю даст добро.
И не выходит почти ничего
из голубиного ОАО.

05.10.24

ты здесь, где голубиное гнездо —
никто не знает, где оно таится.
ты там, где множится ничто,
где нет возможности забыться.
ты здесь и ты привязан поводком,
как брошен пес у магазина,
к тому, что не окажется потом,
ты не узнаешь в тех, кто мимо
знакомых запахов домашнего тепла —
исчезли из возможного предела.
неясно: жизнь была или ждала,
пока привязанность не ослабела.
ты здесь, и все дороги в иный мир
ведут сюда же из любых пределов.
здесь ребра давит прошлого ампир,
до будущего никому нет дела.
ты здесь родился, здесь твой огород,
твоя награда и твои печали.
здесь самый главный праздник Новый год,
но нового нам здесь не обещали.
всегда с тобой, в тебе и над и под
клокочет неуверенная подлость:
быть может я не здесь и я не тот  —
забудь! и вспомни про осёдлость.

05.10.2024

Ограничение движений,
накопленных корзиной лет:
суставов хруст, свисток сопений,
клубок телесных жил и мет.

Несем себя, толкаем в лица
других присутствием своим.
Другие —  те же поясницы,
костей обуза, жира жим.

И запахи, и нечистоты,
и липкие потоки влаг,
и это всё —  не просто кто-то,
а это ты несёшь, как флаг.

И это мы, все копошимся
бульонами в своих чехлах
и длимся, длимся, длимся, длимся
и прерываемся во снах.

04.10.24

Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет
Н.Г. “Заблудившийся трамвай”


По лязгу трамвайному, как по нотам,
разбита на полутона,
разрезана улица, взгляд кого-то:
лицо это или стена?

Увидишь потерянность, безразличие
к замене сезонов и вех.
Указано время ухода табличками,
касается время всех.

Гудит остановка общего транспорта
от жезлов стальных путей.
Трамваи хватают себе на завтраки
невыспавшихся людей.

Вон тот — гумилевский, уходит за граем
в далекие времена,
где были разборчивы, узнаваемы
за лицами их имена.

Сейчас только стены, да холод собачий.
Из желчи трамвайных огней
звучит все и выглядит все иначе,
мир брошен, он стал ничей.

3.10.24

Сны под стук колес вагонов,
сны в сетях теней растений,
сны оборваны перроном —
запятая для видений.

Сложен принципами лего
мир вокзальный, серой дымкой
проявляются под веком
полароидные снимки.

Голоса соседних жизней,
суета шагов в проходах
между кресел станут песней
в ритмах рельсового хода.

Спать, укачанным рессорой,
оторваться от движений,
даром что ли поезд скорый —
место скорых сновидений.

Чьи пути подвинет стрелка,
чьи останутся прямыми?
Жизнь ценна или подделка
снов, что кажутся живыми?

Пассажиров спящих позы —
как скульптуры в нишах парка,
стук колес — отсчёт гипноза.
Все ушли из зоопарка.

Там ты будешь обнаружен
и на той сойдешь платформе,
где окажешься разбужен
человеком в униформе.

24.09.2024

Лебединый парад на дощатом мосту,
крылья держат над морем его высоту,
пропускают к чернике, лишайникам, мхам,
можжевеловый хруст приведет к берегам.

Под скалистым обрывом соленой водой
на граните подвялен венок золотой.
Устремляясь со дна поднимается сталь,
провода нотным станом утянуты вдаль.

За высокими вольтами кабельных жил
воздух дымчатый с неба осины желтил.
Фильтр-кофе, морошковый вяжется вкус.
Я вернусь к тебе, остров? Уже не вернусь.

Или может потом, переменой частиц,
в мирном времени снова не будет границ,
будет лето бродить в томном пряном отваре,
мы увидимся снова, Сеурасаари.


21.09.2024

Много лет назад. Деревня Хутынь.
Быстро нагревался лимонад.
Шли обочиной воскресным утром,
выбрали дорогу наугад.

Добрались за монастырь, на поле
мимо шумно дышащих коров,
Спрайт и пирожки — уже застолье
у реки, у скользких влажных мхов.

А потом уснули в мягких травах,
став маршрута частью для жуков.
Утки воздух резали картавым
птичьим колыбельным языком.

Липкой ивой, плотною осокой
спрятан был от солнца наш покой,
сны слетались так легко за око,
пахли земляникой полевой.

После забытья раскрылись волны —
пряная приблизилась река,
мы купались, трогали невольно
в небе кучевые  облака.

Дымчатая отражалась легкость
в нас и в том, что дальше не сбылось.
Память сохранила невесомость,
нас ей сохранить не удалось.

20.09.2024

Улики того,
что я жил этим летом,
не будет иной,
кроме смуглого цвета.

Уходит тепло,
чай живем не в Анапе,
но нет у меня
даже фотки на сапе.

Редеет на водах
и в парках, но между
людьми и травой
нарастает одежда.

Темнеет, а градус
понижен изрядно —
так просто не выйдешь
за двери парадной.

И как доказать
без фоток на сапе,
что жил я в июне,
в его гандикапе,

в его преимуществе
долгого лета,
которое может быть
помнится кем-то

без фоток, без сапов,
иных атрибутов,
а только лишь тем,
что ты нужен кому-то.

14.09.24

Лазы Петроградки, озноб штукатурки,
из бара ухмылкой трясет переулки
к сиамским задворкам других городов,
где явь продолжает течение снов.

Пройдешь по бордюру за черным котом,
кот выпрямит улицу черным хвостом.
А где мы теперь? Где быть нам всегда.
Дым прячет слова, отделяясь от рта.

Растеряны планы и сел телефон,
растерянно время у года, мы в нем,
мы больше не будем молчать здесь вдвоем.
Иду за котом и теряюсь с котом

в кривых коридорах сырого модерна,
где входы и выходы неравномерно
уводят в пространства и те города,
чьи сиамские улицы лезут сюда.

17.09.2024

Подвешен мир на тонкий провод,
в нем белый шум от белых дней,
а рядом холод, холод, холод,
а рядом пятна снегирей
трассируют в квадрате рамы.
И с той и с этой стороны
все застывает амальгамой
от бледной северной зимы.

На тонком проводе подвешен
не только мир, но и за ним,
наверняка, живёт погрешность
числа неведомого зим.
Там между рамами зажаты
полеты неизвестных птиц,
а снег неспешный и косматый
щекочет кожу у ресниц.

13.09.2024

круги под глазами, круги под ногами
в разводах упавшей воды.
по кругу вращаются линии зданий
и кружевом вяжутся дни.

закручены лихо своими рядами
парады пустынных планет,
пульсирует бездна вселенной волчками —
предела движения нет.

касается рой всевозможных вращений
меня, куда денешься ты?
вращение слов, вращение мнений —
качает до тошноты.

мне хочется крикнуть: остановитесь,
мне хочется тупо застыть,
прервать окружение, может быть выпасть
в пространство иной простоты.

пускай там с квадратами ходят на лицах,
пускай там квадратные сны,
пускай там квадратные звери и птицы,
пускай там квадратная ты.

кардарты хотя бы не так центробежны,
в них сила прямого угла
не даст соскользнуть в пустоты неизбежность
легко, как окружность смогла.

12.09.24

Бежит по кругу кот. Он ловит хвост.
Я бегаю по кругу без хвоста.
Кто помнит, что все сделано из звезд,
тот знает, как его судьба проста.

Возможно, есть орбита для всего
и честным будет, не сгущая щей,
признаться: я не знаю ничего,
мир —  только положение вещей.

Здесь каждый отражается в других,
ты обречён со мной, моим котом,
отдать все звёздам, все что взял от них,
неважно, за каким ты был хвостом.

11.09.24

Вот, женщина несёт в руках батон.
От утрени в ушах церковный звон.
Роняет шорох дерева росток.
В крови электролиты тянут ток.

Ребенок за оградой давит мяч.
Алкаш вскрывает в сквере спотыкач.
Уборщик подметает вяло тень.
Тень движется, ей двигаться не лень.

День явится и сразу защемлен,
как пальцами той женщины батон.
Ты знаешь, детка, как сжимают дни?
Темны они бывают без тени.

Во тьме пойдешь ты скоро в гастроном.
Прокисло лето, слышишь чаек стон?
Я слышу эхо криков в фонаре,
невыключенном утром в сентябре.

05.09.2024

Было или не было сезона,
можно ли хоть что-то изменить?
У помойки бледная Мадонна
вежливо попросит прикурить.

Я отвечу: я недавно бросил,
нет со мной карманного огня,
больше ничего она не спросит
и не вспомнит больше про меня.

Пилит ветер холодом затылки
позабывших шапки горожан,
соберёт Мадонна все бутылки —
дар такой ей кем-то свыше дан.

В день любой приходит, собирает.
Летом, осенью, зимой, весной.
Каждая собака это знает,
знает, что несёт она с собой.

Звон стекла похож на колокольный,
в  день любой такой ее обряд:
что найдется — тем она довольна.
Но по ком бутылочки звенят?

Этого мы точно не узнаем,
как не знаем множество причин.
Ходит себе, ходит — собирает
тару самых разных величин.

01.09.24

От праздника не зарекайся,
затянет выходных парад,
не убежать, как не пытайся,
от эпилепсии гирлянд.

Селедка ведает тем балом,
исповедимы все пути:
куда ещё пойти пристало
при строгих минус тридцати?

Танцует цвет гороха лихо
на майонезном липком дне,
вот, кто-то спросит тихо-тихо:
мы еще люди или не?

А за окном свежайший космос,
за отмороженным стеклом
все чисто, там тебя не спросят
и не о сем, и не о том.

Жует мороз лихие лица,
по желвакам ухмылок льда
день, поскользнувшись, удалится
из нашей жизни  навсегда.

03.01.24 - 31.08

На берегу волнистой Дору,
прошитой Эйфеля мостом,
павлин шагал упрямо в гору,
как веером, махал хвостом.

Такт соблюдая неустанно,
за птицей повторяя шаг,
качались медленно платаны,
а значит — нужно было так.

Абориген на остановке
мне говорил, какой портвейн
сегодня взять, чтобы неловким
не стал последующий день.

Он обнимал доску для сёрфа,
он в воздух сеял едкий дым
от табака или от торфа,
и растворялся вместе с ним.

Автобус шел на Матозиньюш
в подбрюшье океанских пен,
когда себя ты к ним подвинешь —
в их попадешь соленый плен.

Неведомо какого сорта
бокал наполнит виноград,
прекрасен летом город Порту
в звучаньи призрачных цикад.

30.08.24

Как выясняется, совпал с тобой
тот незнакомый человек, который
казался близким. Он теперь иной.
Его везут теперь в ревущей скорой.

Он едет в черный воздух умирать,
но предварительно он примет ласки
от капельниц, его спешат спасать
врачи в дезинфицирующих масках.

Он маска сам, к тому же не одна,
он прятался всегда за чьей-то тенью,
и страх быть пойманным ушел тогда,
когда он ангела услышал светопенье.

Живописует минус на окне
пути иконописных ипостасей,
он стал собой,  лишь оказавшись вне,
увидел он, как мир земной прекрасен.

Но мир уже оставлен. Мир далек.
Он, кажется, освобожден из плена.
А доктор открывает пузырек,
адреналин подарит мертвым венам.

25.08.2024

Бычок, раздавленный ногой,
плывет по ширине канала,
я был с тобой, но мне с тобой
еще кого-то не хватало.

Идем по скользким плоскостям
многовекового гранита
и ничего не нужно нам,
что было нужно — то забыто.

Стал город искалечен мглой,
слипались силуэты зданий,
мы вряд ли будем здесь с тобой
на, прости, Господи, свидании.

Поставишь ты на парапет
спасительную емкость с пивом,
полиэтиленовый пакет
шуршит крылами серафима.

Мы пьем и смотрим в черноту
новоголландской красной арки,
но скоро, скоро я уйду
под лай гуляющей овчарки.

24.08.24

Тебя заметили — совпала масть,
необязательная, в общем, встреча,
молчание продолжится, как часть
намеренно невысказанной речи.

Молчание позволит избежать
подробностей и прочей дребедени.
Так просто кажется начать молчать,
в пустых словах угадывая тени

всех тех, с кем, якобы, ты был знаком.
Им, в сущности, ответ не интересен,
пусть говорят, забудут все потом:
и то, что мир на самом деле тесен,

и то, что в нем еще живет другой:
ни в чем не соучаствующий больше,
он стал тебе немыслимо чужой,
как Замбия неблизка Польше.

22.08.24

Сегодня небо было низким,
раздавит пресс остаток дня,
заходит в дом из-под карниза
предвестье завтра и, звеня

по жести подоконных метров,
разбавит с высоты вода
тридцатиградусное лето,
случайно вросшее сюда.

А город северный курортом
прикинется у берегов
реки — она эскортом
течет для медленных шагов.

Размазаны болотной влагой
движения. Ползет в меланж
рисунок чей-то на бумаге,
смыт субтропический пейзаж.

Размыты тени и огнями
от фонарей дрожит желе
нездешней жизни рядом с нами,
привиделась, пришла извне.

18.08.2024

Мотает голубь головой,
намеренно заря
роняет в реку золотой
кусочек сентября.

За тишину остатка дня
причалит теплоход,
забудет у воды себя
и вспомнит через год.

Оставит темноте мотив,
услышанный рингтон,
а голубь голову склонив
увидит чей-то сон.

Увидит голубь череду
сезонов наперед,
во сне его тот теплоход
по-прежнему плывет,

и не кончается заря,
и лето не пройдет,
и не дожить до сентября —
он не произойдет.

10.08.24

Соня вышла из дома
дорогой косой,
свет от солнца был съеден
лесной полосой.

В травах дрались за жизнь
муравьи и жуки,
равнодушно плелись
между них сорняки.

Соня помнит, что тезка, —
та самая мышь,
говорила все время:
куда ты спешишь?

Если будешь идти
так беспечно во тьме,
разойдутся пути
и внутри, и вовне.

Разлетятся отметки
от календаря,
все забудут приметы,
не вспомнят тебя.

Ветер рельсы чесал,
поезд ехать устал,
Соня вышла из дома,
а мир опоздал.

22.07.2024

ты помнишь страх
ненужным стать для той,
кто рядом и везде.
не только в нашей жизни.
в другой, возможно:
под другой звездой,
в движениях и в снах,
в рождении и в тризне
совпали. сплетены,
повязаны незримо.
и, вот, она. сейчас
проходит тихо мимо

и ничего.

но холод. и сквозняк
острее стал пилить
простуженную спину.
и так легко, немыслимо,
и так необъяснимо
страх, встроенный в тебя,
тебя покинул.

24.07.24

толстая девочка в красном и белом
рекомендует купить примитиво,
толстая девочка смотрит несмело,
хочет кому-то казаться красивой.

душная комната, пот на ресницах,
тянется очередь за полторашками,
толстая девочка держит синицу
полными влажными мягкими пальцами.

выйдет на улицу, сядет на лавочку,
две сигареты подряд осыпаются,
кто на тебя накинул удавочку,
ты же не думаешь здесь состариться?

в этой каморке с пьяными мордами,
смена за сменой, услужливо стоя,
слышишь шипение шнура бикфордова?
сердце твое разорвет молодое.

слышишь, беги, спасайся от снеди,
склянок, бутылок и банок из жести,
двух сигарет на коротком обеде
и от всех тех, с кем проводишь дни вместе.

выпусти мелкую птицу из пальцев,
дай улететь приживалке-синице.
толстая девочка в душном подвальце
чувствует только боль в пояснице

02.07.24

Я так себе сплю, я вижу не сны.
Проявится пленкой слезы,
движение времени — контур весны,
и с ним появляешься ты.

Уже отогрет и к жизни готов
сезон свежескошенных трав,
я видел тебя в зеркалах полуснов
и мимо прошел, не узнав.

Избыток апреля, с крутых берегов
выходит мерцанье воды.
Поможет ли мне отсутствие снов
быть там, где окажешься ты?

07.04.24

неспособность к сближению
невозможность двигаться вместе
в одном направлении, петь одни песни,
читать одни тексты, угадывать смыслы,
испытывать счастье одновременной мысли.
полости в пазлах не сходятся, сыпется
плоскость, колет инаковость
прожитым порознь.

17.04.24

граница на землях, на лицах, в зарнице
меж днями, ночами и тем, что приснится.

мы все так приучены, что за границей
себя расположен отдельный сторицей

ущербный, отмеренный мерой искусной
клок мира, подвластный органам чувства.

за кожей, за зрением, за коридором
ушного пространства — кротовые норы,

из них контрабандой проявят узоры
подсказку: границы обман, слышишь хоры

шумящих сосудов, транскрипцией тела
откликнется в кости все то, что успело

стремлением кварков вместиться в текстуру:
от пыли железной до аппликатуры

касаний руками младенца пеленки,
скачок  — миллиарды лет бешеной гонки,

ритм пульса, приливы, разрывы сверхновых:
колеблется ткань материальной основы,

и в складках вселенной сокрыты закладки:
загаданы все мы, разложена кладка

времен. вероятности разных отливов
поются одним динамичным мотивом,  

тождественным притчам и тихим молитвам
всех живших и тех, кому должно явится.

спаси нас.
                  спасетесь.
                                     и все повторится.

2023

день забирает минуты,
становится накануне,
небо чернеет мазутом,
мир угасает втуне.

себя нахожу частично,
соскальзываю в дрему.
казалось одно привычным —
уступит место другому.

что остаётся под спудом
участи перемены?
небо чернее мазута,
мазута чернее стены.

2023

от ровных складок жалюзи
день разрывается на части,
я жду давно свое такси,
оно толкнет мои несчастья
в безлюдный бар, где тишина
стеклом нарезана бокала,
там блики призраков со дна
передадут, что нет начала
и что отсутствует предел
в падении, но есть во взлете,
Кобейн когда-то нам пропел:
come as you are, не стой в пролете,
не заслоняй собою свет,
когда не можешь им делиться.
нет чисел, нет вчера, нет лет,
но есть слова, как говорится

29.02.24

у весны безрадостен разбег
масляного света дней по льдам,
ум оставил бледный человек.
он вернется, с горем пополам,
в интерьер обыденности дел,
в шелуху необходимых слов,
вспомнит свой незначимый удел,
дальше тихо мире жить готов.

солнце трафаретом переулка
сдавливает перекись у глаз,
счастье птицы — брошенная булка.
счастье, где ты?
знаешь ли ты нас?

23.01.24