Как возможно оставить на полуслове,
в полусмысле желаний прервать?
Мои толкования — все пустое:
знать — не знать. Как возможно здесь умирать?

Видишь, солнце. Оно исчезает за слепнями,
за осокой, за горлами фонарей,
за корабликом в озере, птичьими сплетнями,
исчезает горение тлением дней.

Все слипается в жидком под веками елей,
под их ветками, под бархата потолком.
Мы летели, летели, летели, летели,
а потом перестало работать потом.

18.11.24

Это память рябит молока
при попытке приблизиться к ней.
Тянет звук — так она далека.
Слышен тон кипячения дней.

Вязкость слова — субстрат киселя.
Ждёт глотка или может не ждёт?
Или жизнь в послежизнь перейдет
или так: ля-ля-ля, ля-ля-ля.

Все сойдется до точки одной —
белой вспышки, за ней произвол
переходит в приемный покой,
а затем — на колёсиках стол.

Перелет за объемы вещей,
перевод с языка в облака —
это память рябит молока
приближением к ней.

15.11.2024

Теперь уже не так определенно
на старых фото сходятся черты.
Покажется знакомым этот кто-то.
Вот этот кто-то, — разве это ты?

Вот эти липы, холмы и качели
напомнят запах булки за углом.
Грачи застыли здесь, не улетели.
Все это не вошло с тобой в потом.

Кофейная приманка скрыта ветром,
за гущей проявляет рябь смола:
ты удивишься в недалеком где-то,
что жизнь когда-то на Земле была.

14.11.2024

Безветренно. Всего лишь минус два.
Травинки мертвые потянутся за следом.
Замедлил скорость свет, придет  к обеду,
за Малой Невкой вскроет острова.
Безветренно. Всего лишь минус два.

Рябые ромбы выцветшие львам
доставлены на спины атмосферой.
Тень с птицами сойдется полной мерой
движением к теплеющим мирам.

Скопление скорлуп ледышек первых,
в узорах вод — чернеют, строят ряд.
Львам белым чайки нагло тратят нервы:
галдят и гадят, гадят и галдят.

В гранитной чашке скоро будет швах:
пора создания сосулей и метелей.
Задирам чайкам, что не улетели,
придется прятаться в обветрившихся львах.
И львы коснутся перьев в зимних снах.

12.11.2024

Панель хранит тепло от батарей
неловкость тела мятого на койке,
кофейный пар, гитарную настройку,
запыльный образ мебельных теней.
На кубометры мир разложен в ней.

Клаустрофобия плюс фобия порядка.
Мой кислород зажат оконной складкой
моя природа — в Опере закладка,
мелькание страниц, картинок, лиц.
В реальности  — нулей и единиц.

Ты пишешь мне. Я вижу: лезут знаки.
За стеклами я слышу лай собаки
и цокот голубиных каблуков,
звенят бутылки брошенные в баке.
Значенье рвется высказанных слов.

Такую сущность называют домом.
Есть в доме плед, тревожность, скука, дрема,
неяркий свет в углах и запах кошки
и пыльный силуэт стоит на ножках.
Его наклоном движим зимний день.

07.11.2024

сад засахарен,
лёд, гранит,
простынь белая:
мрамор спит —

форма памяти.
взбит закат,
вспять протянется
нитью град.

ближе к северу
сгущен лёд,
он, наверное,
ждет свой ход.

где под Троицким
взять живца?
лед расколется
у дворца.

воздух выпросит
изумруд.
вяжет изморось
ткань простуд.

солнце сковано.
в равелин
рыкнет вороном
серость зим.

виды матовы:
Стрелки нос.
сталью вытянут
скользкий мост.

купол сходится
c темнотой,
здесь расстанется
мост с тобой.

02.-03. 11.24

“слава Богу зима.
Значит я никуда не вернулся”
И.Б.

не кончается снег
даже в дни теплоты
холодит белый млек
измерений черты

снежный ком под кадык
и под дых залетит
мы с ним сходимся в стык
он по векам скользит

он не кончится здесь
он с тобой навсегда
он не благость не месть
он такая вода

если перелетишь
за границы земель
от него не сбежишь
где-то рядом метель

не кончается снег
тянет нити зима
с ним ты вышел на свет
с ним жует тебя тьма

он ложится на след
ты в его закромах
не кончается снег
вместо слов на губах

1.11.24